Один раз (в сезоне 1934/35 года) оркестр одного из московских театров, в котором я работал, должен был играть с Цфасманом “Голубую рапсодию” Гершвина. Чтобы показать нам, как нужно исполнять это произведение, Цфасман принёс на репетицию американские пластинки этой рапсодии, наигранные, если не ошибаюсь, джазом Пола Уайтмена. Услышав знаменитое глиссандо кларнета в начале рапсодии, наш кларнетист спросил Цфасмана, как его играть.
- Не пытайтесь это сыграть, всё равно ничего не выйдет, - ответил Цфасман. - Такое глиссандо получается только тогда, когда за него платят доллары, а не советские рубли. В конце 1936 года начальство впервые обратило своё недремлющее око на джаз Цфасмана и решило “перевоспитать” его музыкантов в советском духе и образовать их политически. Прежде всего их обязали вступить в профсоюз. Затем самого Цфасмана обязали регулярно проводить “политико-воспитательную работу” в его маленьком коллективе и делать доклады о международном положении. Позднее мне рассказывал один цфасмановец о том, какие именно доклады делал их шеф о международном положении. Начинал он всегда с Америки.
- Америка, - говорил он своим “ребятам”, - это вам не кот наплакал. Америка - это, одним словом... Да!
В середине тридцатых годов в Москву приезжает довольно много иностранных джазов. Вспоминаю хороший чешский джаз А. Циглера, аргентинцев Бьянко и американских “Синкопэйторс”. Всех их влечёт большой заработок и ждёт огромный успех. Вместе с Цфасманом они прочно владеют сердцами москвичей.
Но иностранным гастролёрам пришёл конец очень скоро. В 1937 году, в годы свирепого террора, их всех объявили “шпионами и агентами иностранных разведок”. Наиболее счастливые уехали к себе на родину, а незадачливые были арестованы и исчезли в подвалах НКВД. Цфасман благополучно пережил “ежовщину”. У него имелись горячие поклонники среди всех групп высшего начальства, которые в это время с лихорадочной поспешностью сменяли одна другую, поедая друг друга, как пауки в банке. Но летом 1938 года джаз Цфасмана постиг жестокий удар. Опасность пришла совсем с неожиданной стороны...
Репертуар советских джазов - это обычный репертуар американских и английских джазов, только с русским текстом вокальных рефренов. В инструментовке заметно влияние польских и французских танцевальных оркестров с их аккордеонами и очаровательной наивной лиричностью. Начиная с Дунаевского в “Весёлых ребятах”, текст песенок с советским “активным” содержанием начинает входить в репертуар каждого джаза. Истории трогательных романов и прощаний советских лётчиков, моряков и пограничников распеваются под музыку танго и блюза, списанную с модной заграничной пластинки. В это время уже полным ходом шла тоталитаризация всей музыкальной жизни Советского Союза. Кому-то в Кремле (говорят, самому “Дяде Джо”) пришла в голову идея пустить весь джаз на советские рельсы и при помощи обычных инструментальных средств джаза создать совершенно новый, стопроцентно советский по содержанию джаз. Комитет по делам искусств (председатель Назаров) и Главное музыкальное управление (начальник Гринберг) получили приказ осуществить затею правительства и организовать Государственный джаз СССР. Организован был этот огромный оркестр поистине тоталитарным способом: из всех лучших джазов страны были выбраны лучшие музыканты и без всяких разговоров мобилизованы в новый правительственный джаз. Из 14-ти музыкантов джаза Цфасмана было мобилизовано таким образом 11. Самому Цфасману предложили играть партию второго рояля (вероятно, имея в виду его предосудительное в новых условиях “низкопоклонничество” перед Америкой). С негодованием и обидой он отверг это предложение, а начальство не слишком настаивало.
Лучшего трубача в Советском Союзе Владимира Сафонова привезли на репетицию в Москву прямо из тюрьмы одного из провинциальных городов, где он сидел по приговору суда за оскорбление партийного чиновника. По приказу Кремля ему, конечно, простили его преступление и немедленно освободили. Главным музыкальным руководителем Государственного джаза был приглашён композитор Матвей Блантер - талантливый сочинитель лёгкой музыки, хорошо знавший вкусы широкой публики, а, главное, - вкусы кремлёвского начальства. Музыкантом он был не слишком грамотным и не умел не только инструментовать, но даже и гармонизовать свои сочинения. Эти задачи выполнял обычно дирижёр джаза Виктор Кнушевицкий, его правая рука. Кнушевицкий был исключительно талантливым музыкантом, тонко чувствовавшим стиль и дух народной песни и имевший солидное музыкальное образование и отличный вкус. Одного только не чувствовал и не понимал Виктор Кнушевицкий: стиля и ритмов настоящего джаза. Вернее, он понимал этот стиль своей головой, но он не чувствовал его своим сердцем. Джаз не сидел у него в крови так, как сидел у Цфасмана. Кнушевицкий был удачно найденным выразителем желаний и идей начальства. Он имел всё, что, по мысли Комитета по делам искусств и Главного музыкального управления, было нужно для создания нового советского джаза.
«Вальс-бостон»
(Михаил Петренко - Андрей Волков)
Государственный
джаз-оркестр СССР
п/у Виктора Кнушевицкого
Вера Красовицкая (пение)
Владимир Сафонов (соло на трубе)
В конце августа 1938 года один из моих знакомых молодых московских музыкантов пригласил меня послушать репетицию Государственного джаза. Я помню, как мы с моим другом пришли в репетиционный зал Музыкального управления, и там я впервые увидел этот оркестр. На большой эстраде, построенной в виде пирамиды из блестящих никелированных трубок и затянутой голубым сукном, сидели музыканты джаза (их было 43 человека) и репетировали “Триану” Альбениса в инструментовке Виктора Кнушевицкого. Этот последний вёл репетицию. Меня восхитила красочная пряная звучность оркестра, так гармонировавшая с ритмами и гармонией Альбениса. Однако ещё больше поразила меня тонкая слаженность джаза, которую можно было сравнить разве только с сыгранностью отличного струнного квартета. Музыканты играли без нот и, как мне объяснил мой друг, дирижёр присутствовал только на репетиции. На концертах джаз должен был обходиться без него. После “Трианы” Иван Козловский, солист Большого театра и лучший тенор страны, стал репетировать романс Рахманинова “Не пой, красавица, при мне”. Аккомпанемент джаза звучал превосходно. Я почувствовал, что меня начала увлекать новая затея. (И.С. Козловский записался с Госджазом СССР в 1936 году, за два года до официальной премьеры оркестра.)
Через несколько дней после этой репетиции я узнал, что в Государственном джазе открылась вакансия помощника концертмейстера. Я решил попытать счастья и, при помощи двух видных московских музыкантов, был допущен к испытанию. Удачно сыгранный концерт Глазунова определил мою судьбу. Я ушёл из театра Вахтангова и стал помощником концертмейстера Государственного джаза СССР. Концертмейстером был Борис Гордон, до этого бывший первым концертмейстером Большого театра. Через три месяца Гордон ушёл обратно в Большой театр, а я стал концертмейстером и одновременно членом художественного совета Государственного джаза СССР.
Как всегда для всех правительственных затей, средств на нас не жалели. Ассигновано было два миллиона рублей. Репетиционный период определили сначала в 2 месяца, однако потом продлили ещё на 6 недель. Костюмы и фраки для музыкантов шили у лучшего портного Москвы, знаменитого Журкевича. Лучшим композиторам Советского Союза было заказано создавать наш репертуар. Шостакович написал сюиту для джаза. Особенно я любил вторую часть - прелестную колыбельную для солирующего саксофона-сопрано. Условия работы для музыкантов джаза были прямо сказочные. Оклады вдвое выше, чем в лучших симфонических оркестрах Москвы, а норма выступлений - вдвое ниже (всего 11 выступлений в месяц).