- Артисты Госджаза (голос назвал около десяти фамилий), где вы? Где вы? Немедленно явитесь на сцену к директору джаза товарищу Фадееву. Голос умолк, и опять послышались звуки дуэта из известной оперетты и взрыв аплодисментов зрительного зала. Но не прошло и пяти минут, как передача опять прервалась и тот же голос, но уже более нервным тоном, сказал:
- Кто знает, где находятся артисты Госджаза (такие-то)? Прошу немедленно ответить ведущему концерт. Голос повторил эту фразу несколько раз. В недоумении взял я скрипку и пошёл по коридорам и лестницам вниз на сцену. Только что начался антракт. В коридоре второго этажа, ведущем на сцену, и на самой сцене царила настоящая паника. Инспектор нашего джаза метался из стороны в сторону с выражением отчаяния на лице. Бледный директор, стремясь всеми силами сохранить хладнокровие, отдавал распоряжение дежурным пожарным обыскать весь театр. Я спросил инспектора, в чём всё-таки дело? Оказалось, несколько наших музыкантов, в том числе все самые ответственные солисты - первый саксофон, первая труба и первый тромбон, куда-то исчезли. Прошли в здание театра они вовремя, даже раньше, чем полагалось. Об этом свидетельствовали их собственноручные подписи на явочном листе. Но потом они словно провалились сквозь землю. Выйти из театра они не могли. Весь театр был оцеплен охраной. У каждой двери стояли посты НКВД, имевшие распоряжение никого не выпускать. Музыканты явно были где-то в театре. Но где? Уже антракт близился к концу, уже отзвучал второй звонок, когда пожарные возвратились, обыскав все театральные уборные и прочие помещения без малейшего успеха. Музыкантов не было. Наш директор, потеряв, наконец, самообладание, начал умолять ведущего концерт конферансье Михаила Гаркави задержать начало второго отделения.
- Хоть на пять минут! Пожалуйста! Они придут. Наверное, придут. Не может быть, чтобы не пришли!
- О чём Вы просите, товарищ директор, - холодно возражал Гаркави. - Чтобы я задержал программу концерта, на котором присутствуют члены правительства? Да Вы соображаете, о чём Вы просите? Придите в себя и не разводите панику. Через одну минуту я даю занавес. Первым номером Качалов читает шекспировский монолог - всего шесть минут. После него Норцов поёт два романса Чайковского - 5 минут. В вашем распоряжении 12 минут. Достаточный срок для того, чтобы найти ваших музыкантов.
На сцене Художественного театра устроен вращающийся круг - старинное приспособление для быстрой смены декораций. Сейчас на закулисной стороне круга стоял наш красивый голубой станок, поблёскивая своими многочисленными никелированными трубками. Мы все сидели уже на наших местах с настроенными инструментами в руках и с ужасом смотрели на пустые стулья наших исчезнувших солистов. Что должно было случиться через несколько минут? Конечно, для наших руководителей, так же как и для отсутствовавших товарищей, это был неминуемым конец не только карьеры, но и жизни на свободе. Всему же оркестру грозила немедленная ликвидация.
Прозвучал третий звонок. Зажглись огни на сцене. Занавес раздвинулся с лёгким шелестом. Василий Иванович Качалов вышел па сцену и начал читать. Как бесконечно долго тянутся минуты... Всё ближе надвигается катастрофа... Директор наш онемел от ужаса. Вот кончил читать Качалов. Аплодисменты. Пантелеймон Маркович Норцов, выхоленный, розовощёкий, величественный, не торопясь идёт на сцену. Он начинает романс Чайковского. Один романс, потом ещё одна совсем коротенькая ария из “Иоланты” и, - конец...
Романс близился к концу, когда в коридоре, ведущем на сцену, послышался шум шагов многих людей и приглушённые голоса. Директор наш сорвался с места и выбежал навстречу. Какое невероятное облегчение испытали мы, когда, наконец, услышали сердитый голос нашего первого саксофониста Миши Ланцмана, бывшего цфасмановца:
- Я тебе говорил, надо было с туза червей ходить. А ты, дурак, выбросил козыри. Из-за тебя я игру потерял!
- Сам прошляпил, а на других сваливаешь, - возражал другой знакомый голос. - Ну и нахальство!
- Товарищи, - послышалось громкое шипение нашего директора. - Вы с ума сошли! Что вы делаете! Марш бегом на ваши места!
- Ничего, ничего, - сказал Ланцман. - Торопиться некуда. Без нас не начнут. И так не дали пульку доиграть. Не волнуйтесь, товарищ директор. Это вредно для здоровья!
Оказывается, приятели забрались в самый укромный уголок трюма, где никто не мог помешать им, и спокойно играли в карты. Радио они прекрасно слышали, но не хотели прерывать игру и утруждать себя откликом на отчаянные призывы. Время рассчитали они, что называется, в самый обрез и появились на сцене за минуту до выхода. А через полминуты на всех без исключения никелированных стульях нашего голубого станка торжественно восседали фигуры во фраках с блестящими инструментами в руках. И вертящийся круг сцены Художественного театра двинулся и, мягко грохоча, вывез нас на ярко освещённую сцену. И когда, через мгновение, наши глаза привыкли к ослепительным огням рампы, мы увидели в зале нарядную публику с орденами, а в ложе, справа от нас, - знакомые упитанные физиономии членов Политбюро. И мы подняли наши инструменты и начали играть...
* * *
Второй тип правительственного концерта - концерт в Большом Кремлёвском дворце. Конечно, охрана на этих концертах была неизмеримо строже, нежели на концертах в Большом театре. Концерты в Кремле обычно являлись частью программы грандиозных дворцовых приёмов и банкетов для многочисленных и разнообразных гостей Сталина. Но кто бы ни был в числе этих гостей - награждённые орденами колхозники из Средней Азии, дипломатические миссии иностранных государств, лётчики, отличившиеся в Испании, Китае или Финляндии, учёные и инженеры, сконструировавшие новые самолёты и пушки, - всегда и неизменно среди сталинских гостей присутствовали видные деятели искусства. Это были, главным образом, артисты лучших театров Москвы: Большого, Малого, Художественного и Вахтанговского.
Уже к середине тридцатых годов у Сталина вошло в обычай, для придания большего блеска своим приёмам, приглашать на них актёров и актрис, следуя в этом отношении примеру добрых старых просвещённых монархов. Действительно, эти хорошо выглядящие, нарядно одетые, остроумные и общительные люди придавали всей атмосфере кремлёвских вечеров характер непринуждённый, иногда даже почти весёлый, сглаживая натянутость и напряжённость обстановки, для каковых было, конечно, достаточно причин. И гости Большого Кремлёвского дворца всегда испытывали одновременно несколько разнообразных ощущений: тут было и потрясение от созерцания настоящего живого Сталина, и восхищение от встреч со знаменитыми актёрами и красивыми актрисами и балеринами, одетыми в вечерние платья, в мехах и бриллиантах. В именных, отпечатанных в типографии, приглашениях на эти сталинские банкеты всегда указывалась и форма одежды. На банкеты в Кремлёвский дворец мужчинам всегда надлежало являться в тёмных костюмах. Никогда ни во фраках, ни в смокингах. На официальных вечерах в отдельных министерствах (не в Кремле), например, в Министерстве Обороны или Иностранных дел, предписывалось надевать обязательно “фрак или чёрный пиджак”.